|
Письма Е.П. Блаватской к князю А.М. Дондукову-Корсакову
Письмо 16.
ПАРИЖ,
46, Ру Нотр-Дам де Шамп, 3 июня 1884 г.
МОЙ ДОРОГОЙ КНЯЗЬ,
И вновь я предстаю перед Вами, как евангельская вдова, надоедающая своим судьям. Тем не менее, я надеюсь, что Вы снизойдете до моей смиренной просьбы, но не чтобы отделаться от моей надоедливой особы, а под влиянием духа справедливости, и это станет еще одним выражением Вашего великодушия, которое я смогу присоединить к жемчужному ожерелью Ваших выдающихся качеств. Будем надеяться, что Вы больше не убедите меня в обратном, как это бывало в прошлом.
Официальное прошение, которое я посылаю на Ваше имя, многое Вам объяснит, но из него не совсем понятно, кто же является основными действующими лицами того невероятного события, которое со мной произошло. Вы, как обычно, над ним только посмеетесь. Но мне, однако, не до смеха. Это было так отвратительно и настолько неожиданно, что я могу смело утверждать, что ничего подобного не случалось прежде даже со мной, человеком, который многое на свете повидал! Судите сами и, пожалуйста, напишите мне, что Вы об этом думаете.
До сих пор на меня клеветали, меня поносили и делали героиней всевозможных сплетен, главным образом, англичане, американцы и другие благородные иностранцы, которые, зная обо мне совсем немного, подменяли истину более или менее абсурдными вымыслами. Я оставляю их в покое, потому что, подозревая во мне русского шпиона в Индии, они непременно добавляли к этому вопрос о любовниках, которые, несомненно, должны присутствовать в жизни г-жи Блаватской, как и другие свойственные людям ошибки, которые Вы так остроумно называете «удовольствиями Вашего возраста и Вашего пола». Пусть об этом узнает весь мир: никогда я не достигала в этом отношении уровня некоторых дам из высшего света, которые хорошо известны и мне, и Вам. Но все это не более чем деталь и, в конечном итоге, просто дело вкуса.
Но вот появилась новая и гораздо более злостная клевета, причем исходила она от русской!! Мне кажется, она сделала это из зависти к моей нынешней репутации и к тому вниманию, которое привлечено сейчас к Теософскому Обществу со стороны французских и английских газет, а также к тем полным лести статьям, которые были посвящены моей скромной персоне. По крайней мере именно в этом меня уверяет мадемуазель де Глинка, дочь Глинки, посла в Бразилии (она теософ и мой друг). Как фрейлина, она лучше других знает тайные мотивы, побуждающие других фрейлин оскорблять Имперский Суд своим подлым змеиным языком. Я имею в виду своего нового и неожиданного врага, мадемуазель Смирнову, фрейлину, с которой я, в действительности, даже не знакома. С самого первого дня моего пребывания в Париже она, часто бывая в высшем обществе, начала раскрашивать меня красками своего собственного изобретения, которые покойный князь Баратынский называл «смирновским ядом». Она могла бы получить патент на этот яд, какие римский Папа Борджиа получал на свои яды, и то, что она до сих пор этого не сделала, свидетельствует о ее осторожности. Но на этот раз она зашла слишком далеко, и я не в силах больше это терпеть. Я решительно настроена сама попросить для нее патент, но только в Уголовном Суде по обвинению в серьезном оскорблении личности и клевете. Вот один из примеров грязных оскорблений, которым она подвергает меня: ее письмо к мадемуазель Глинке, и у меня есть это письмо. В нем, кстати, упоминается также и Ваше имя. (Прочитайте копию этого письма, которую я Вам посылаю, это интересно.) Я охотно простила бы ее высказывания обо мне, хотя она и такая отвратительная гадина (надеюсь, что она не состоит с Вами в родстве). Но за то, что она наговорила о моей бедной сестре, Желиховской, чья честность хорошо известна Великому Князю Михаилу и Великой Княгине Ольге Федоровне, на глазах которой она 22 года прожила в Тифлисе, — я ее никогда не прощу, также как и за ее позорную ложь о моем несчастном дядюшке, вылитую на него сразу же после его смерти, и о моем дедушке Фадееве. Старая ведьма способна плеваться ядом и танцевать карманьолу [1] на открытой могиле своего собственного отца. Я больше не удивляюсь и начинаю верить в истинность того, что сказал мне в Ницце один русский — и ведь все это время я защищала ее своей любовью и преданностью российской императорской семье. Я была готова показать когти. Так вот этот русский сказал: «Анархисты обязаны своим существованием болтливым языкам и интригам старых фрейлин, которые занимаются этим, ожидая своей очереди находиться при дворе. Сплетни скучающих фрейлин — это источник всего существующего недовольства. И их .клеветнические измышления, затрагивающие Двор, их самих и даже членов императорской семьи, которые они шепотом и под строгим секретом рассказывали на ухо публике, сегодня благодаря определенному классу неудовлетворенных правдой людей, брошены в лицо России вместе с динамитом». Эти слова, конечно, тогда не рассердили меня, хотя многое из сказанного им было неприятно слышать. Но сейчас я верю, что, по крайней мере, эта часть его информации была правдой.
Все мои многочисленные русские знакомые здесь советовали мне обратиться к Вам с этой просьбой. Все, сказанное ей о любовниках, конечно, не может служить основанием для обвинения в клевете, но то, что она пишет, может привести ее на скамью подсудимых, если она не принесет мне публичные извинения в письменном виде. Поэтому, мой дорогой князь, я прошу Вас, как Начальника полиции всего Кавказа и как джентльмена, который ненавидит клевету (я не осмеливаюсь называть Вас другом, потому что слишком много страдала, чтобы верить в дружбу «сильных» мира сего), отдать полицейским приказ как можно скорее прислать мне всю необходимую информацию. Пусть они заглянут в архивы и проведут расследование по всей России. Мы оба прекрасно знаем, что никогда за всю мою жизнь меня не обвиняли ни в мошенничестве, ни в краже, ни вообще в чем-нибудь подобном. Меня ни разу не привлекали к суду. Сколько же лжи и яда в этой Смирновой. Ваши придворные старые девы, конечно, хороши, ничего не скажешь; как по мне, так уж лучше грешные розочки Нантерра и Энгхиена!
Пожалуйста, напишите мне письмо в Париж, на адрес мадам де Барро, Ф.Т.С., Ру де Варен 51. Графиня перешлет его мне в Лондон или любое другое место. Я уезжаю примерно через две недели.
Знаете ли вы о том, что здесь мы имеем огромный успех, и что приехавший с нами брамин стал настоящим светским львом и любимцем английской аристократии — Лондон и Париж соревнуются за право пригласить его [2]? Я бы хотела, чтобы Вы знали, что не один русский стал здесь теософом. Только в Ницце к нам присоединились княгиня Волконская (в девичестве Кляйнмихель), генерал Коган и его жена, г-жа Демидова, ... Яковлевна Трубецкая и др. А в Париже среди наиболее пылких теософов можно назвать Всеволода Сергеевича Соловьева [3], сына известного историка и двоюродного брата известного философа. Достоин упоминания и князь Орозов, а также многие другие. Все эти люди возмущены поведением Смирновой.
Мой дорогой князь, Вы всегда так добры, так великодушны, два года назад Вы проявили себя по отношению ко мне как самый настоящий друг — не бросайте меня в этой беде. Пусть даже черт получит то, что ему причитается. Все это просто ужасно. Напишите мне несколько строк в Париж (по адресу 46 Нотр-Дам де Шамп) и подтвердите, что сказанное обо мне — гнусная клевета, ведь кому как не Вам в Тифлисе лучше всего знать истину? Полицейское расследование потребует много времени. Необходимо просмотреть архивы, начиная с 1848 года, и Вы прекрасно знаете, что кроме сплетен о мадам Блаватской, касающихся моих похождений, которые не запрещены законом, меня никогда и нигде не обвиняли в мошенничестве или воровстве. Я лишь прошу Вас упомянуть в своем письме ко мне, слышали ли Вы когда-нибудь что-либо подобное о моей персоне. Через мадемуазель Глинку или Орозова я перешлю Ваше письмо этой старой ведьме, Смирновой.
В благодарность я всегда до самой могилы буду Вашим преданным слугой и буду молиться за Вас всем Богам.
Искренне ваша,
Е. БЛАВАТСКАЯ
1. Прим. пер., на англ. — танец времен французской революции.
2. Мохини Мохун Чаттерджи.
3. Впоследствии он стал врагом Е.П.Б. и написал книгу о якобы имевших место разоблачениях ее хитроумных уловок в оккультных проявлениях.
Блаватская Е.П. Письма. Москва: Издательство Ассоциации Духовного Единения "Золотой Век". 1995. |