|
|
Письма Е.П. Блаватской к генералу Ф. Дж. Липпитту
Письмо 8
ФИЛАДЕЛЬФИЯ.
Вторник, [12 июня, 1875 г.]
МОЙ ДОРОГОЙ ГЕНЕРАЛ, Вы должны благодарить «Джона Кинга» за то, что вообще получаете ответ на свое последнее письмо, ведь м-р Б. 2... уехал на запад. Я отправила его подальше от дома примерно 26 мая, когда почувствовала себя очень плохо, а врачи начали подумывать о том, чтобы лишить меня моей лучшей ноги, и мне в то время казалось, что я уже отправляюсь «наверх» pour de bon, и поскольку я терпеть не могу все эти мрачные лица сочувствующих плакс и прочие подобные вещи, когда я болею, я настояла, чтобы он уехал. Я замечаю за собой множество кошачьих наклонностей, и одна из них проявляется в том, что я все время стараюсь быть настороже, чтобы «умереть», по возможности, в одиночестве. Так что я сказала ему, чтобы он был готов вернуться, когда я напишу ему, что мне лучше, или когда кто-нибудь другой напишет ему, что я отправилась домой или «протянула ноги», как меня научил выражаться любезный «Джон». Но я пока еще не умерла, ведь, опять же, как и у кошек, у меня, по-видимому, девять жизней, да и в «лоне Авраамовом», очевидно, пока еще не хотят меня видеть; тем не менее, так как я по-прежнему не встаю с постели, очень слаба, раздражена и, как правило, схожу с ума с 12 дня до 12 ночи, я стараюсь удержать старину Б. подальше от дома ради его же собственного блага и моего покоя. Мне опять хотели отрезать ногу, но я сказала: «Гангрена или круглые леденцы, но я этого не допущу», и сдержала свое слово. Представьте себе дочь моего отца на деревянной ноге; представьте, как моя нога скачет в стране духов впереди меня, pour le coup! Джордж Уош: у чайлдов появился бы отличный шанс починить четверостишие, этакий милый некролог «в стихах», как говорил м-р Артемус Уорд, и закончить его, по обыкновению, рефреном из его бессмертного «Филадельфийского надгробья»: «Ушла, чтоб там, на Небесах, с ногою повстречаться!» Нет уж, спасибо! И я собрала всю свою силу воли (свою воскресную силу воли) и стала просить врачей и хирургов пойти поискать мою ногу в «Сентениал Граундс»...
После того, как все они исчезли, подобно толпе отвратительных гоблинов или Какодемонов, я пригласила ясновидящую, миссис Миченер, и беседовала с ней. Короче говоря, я приготовилась умереть — меня это не особенно волновало — но умереть «на двух ногах». Гангрена уже распространилась повсюду вокруг колена, но два дня холодных припарок и белый щенок, которого положили на ночь на больное колено, сделали свое дело — я моментально излечилась. Нервы и мышцы по-прежнему ослаблены, я еще не могу ходить, но опасность отступила. У меня также было две или три других болезни, строившие амбициозные планы украсить себя какими-нибудь латинскими названиями, но я быстро от всего этого избавилась. Немного силы воли, хороший кризис — я изо всех сил старалась добиться перелома в развитии болезни — еще одно усилие, предпринятое с помощью «курносого посланца», и вот она я, по-прежнему живая и пишу Вам письмо. Б. ... — безвольный простофиля, он бы никогда не смог описать мои страдания так же поэтично, как это сделала я. А вы как думаете, «мон Женераль»?
Теперь о Джоне Кинге — этом короле вредных негодников. Чтобы описать, что он сделал с домом за то время, пока я была больна и не вставала с постели, готовая повстречаться со смертью, не хватит и трех толстенных томов! Одни только м-р Дана и миссис Мэгнон, моя французская подруга, которые навещают меня и живут сейчас в моем доме, могут Вам многое порассказать. Дело в том, что просто невозможно предугадать, что он выкинет в следующий момент. Когда сегодня принесли письма, он вскрыл их все, прежде чем почтальон успел их передать. Моя горничная, обладающая замечательными способностями медиума — столь же, наверное, замечательны и целыми днями ми, сколь и ее глупость и целыми днями пребывающая в состоянии транса, дематериализуя все у меня на кухне, прибежала в мою спальню, бледная от страха, и сообщила, что «этот огромный дух с черной бородой надорвал конверты прямо в ее руках», что дало мне возможность прочитать Ваше письмо.
А сейчас я дам Вам, мой дорогой генерал, один хороший совет: пока Вы не узнаете Джона достаточно хорошо, не верьте ему сверх необходимости. Он добрый, услужливый и готов сделать для Вас все (спросите Олькотта), если вы ему нравитесь, он могущественный и благородный дух, и я его очень люблю - перед Всемогущим Богом клянусь, говорю правду; но у него есть свои недостатки и недостатки весьма неприятные. Иногда он бывает злобным и мстительным; временами он врет, как самые отъявленные французские дантисты, и с удовольствием обманывает людей. Я не могу ручаться или засвидетельствовать в суде, что мой Джон – это тот самый Джон Лондонских сеансов, Джон «фосфорной лампы», хотя я в этом почти полностью уверена, да и он сам так говорит. Но тайны мира духов настолько запутаны, они сплетаются в такой сложный лабирит, что – кто знает? Во всяком случае, только не Колби; уж в этом-то я абсолютно уверена.
Возьмите, например, меня. Я знаю Джона 14 лет. Все эти годы он постоянно находился рядом со мной; он был известен всему Петербургу и половине России под именем Янка или «Джонни»; он путешествовал со мной по всему миру. Он трижды спасал мне жизнь, как, например, в Ментане, во время кораблекрушения, или последний раз 21 июня 1871 года, неподалеку от Специи, когда наш пароход взорвался, и из 400 пассажиров уцелело только 16. Он любит меня, я знаю это, и ни для кого не сделал бы больше, чем для меня; и, в то же время, если бы Вы знали, как, в противоположность этим моим словам, он иногда зло подшучивает надо мной: стоит мне не сделать что-то так, как этого хочется ему, и он становится сущим дьяволом и начинает бедокурить, и еще как бедокурить; он ужасно оскорбляет меня, называет самыми «прекрасными», «никогда прежде неслыханными» словами, отправляется к медиумам и рассказывает им про меня всякие сплетни, говоря, что я больно раню его чувства, называя меня злобной обманщицей, неблагодарным созданием и т.д., и т.п.: он становится настолько могущественным, что, по сути, сам без помощи медиумов пишет письма — он переписывается с Олькоттом, Эдамсом, тремя или четырьмя дамами, которых я даже не знаю, а потом приходит и рассказывает мне, «как славно он с ними повеселился», и как ловко ему удалось их провести. Я могу назвать Вам, по меньшей мере, 10 человек, с которыми он состоит в переписке. Он ворует все в доме, а недавно принес Дане 10 долларов, пока я была больна, потому что Дана тайно написал ему из своей комнаты и попросил об этом (Дана знаком с ним 29 лет); он утащил 10 долларов для м-ра Брауна; он принес миссис Мэгнон кольцо с рубином, которое она потеряла много месяцев назад (потеряла или у нее его украли, я точно не знаю), чтобы, как он выразился, «вознаградить ее» за заботу о «его возлюбленной Элли» (бедное «эго»). Она написала ему за два часа до этого события, в 9 часов вечера, а в 11 часов нашла свое кольцо под постельным бельем вместе с запиской от него. Он подделывает почерки людей и причиняет вред целым семействам; он «внезапно появляется и столь же внезапно исчезает», как какая-то адская Deus ex machina; он находится сразу во всех местах одновременно и сует свой нос в чужие дела. Он играет со мной самые неожиданные шутки — порой опасные шутки; он ссорит меня с людьми, а затем появляется и начинает смеяться и рассказывать о своих похождениях, хвастаться ими и дразнить меня.
Несколько дней назад он хотел, чтобы я сделала кое-что против своего желания — я была больна и, к тому же, считала его предложение непорядочным; за это он бросил в меня каустическим un morceau de pierre infernale, который хранился в запертой на замок шкатулке в ящике комода, и обжёг мне правую бровь и щеку, а на следующее утро, когда моя бровь стала черной как смоль, он смеялся надо мной и говорил, что я похожа на «молодую, красивую испанку». Теперь мне придется ходить с этой меткой не меньше месяца. Я знаю, что он любит меня, я знаю это, он необычайно привязан ко мне, и, в то же время, он позорит и оскорбляет меня, злой негодник. Он пишет людям длинные письма обо мне, заставляет их поверить в самые ужасные вещи, а потом хвастается этим! Ваши представления о мире духов существенно отличаются от моих. Боже мой! Вы, наверное, думаете: «Джон — настоящий Дьякка» [3], «Джон — плохой дух, ип esprit farfadet et malin», но это не так. Он не лучше и не хуже любого из нас, но я говорю все это и предупреждаю Вас, потому что хочу, чтобы Вы узнали его, прежде чем начать общаться с ним.
Вот, к примеру, Вы знаете, что природа весьма щедро наделила меня вторым зрением или даром ясновидения, и я обычно могу увидеть все, что мне хочется увидеть; но я ни разу не смогла предвидеть его фокусы или узнать о них прежде, чем он придет и расскажет мне о них сам. Вчера вечером ко мне в гости пришли три человека, а Дана и мадам Мэгнон сидели в моей комнате. Джон захотел поговорить и начал выстукивание; я чувствовала себя очень плохо и не была настроена на разговор, но Джон настаивал. Рядом со своей спальней, в комнате для духов, я, кстати, устроила темный кабинет, и Дана из «Клуба Чудес» сидит там каждую ночь. Итак, появился Джон. «Так вот, Элли», — (он всегда начинает разговор этими словами). «Ну», — спросила я, — «что ты там опять замышляешь, злодей?» «Я написал письмо, любовь моя», — отвечает он, — «любовное письмо». «Боже мой, кому?» — горестно восклицаю я, хорошо его зная и опасаясь какой-то новой беды. «Ты ведь не получила сегодня письмо от Джерри Брауна, Элли, не так ли?» «Нет, а почему ты спрашиваешь, и при чем тут м-р Браун?» «Так вот», — отвечает Джон, — «он не написал, потому что вообще больше никогда тебе не напишет. Он разозлился на тебя, потому что я описал тебя ему во всех красках». «Что ты сказал ему, Джон, ты, вредный дьявол, отвечай», — я настолько разволновалась, что мои гости начали смеяться. «Что ж», — отвечает невозмутимо Джон, — «я сказал ему не так уж и много; лишь дал пару дружеских советов и намекнул, какая ты милая кошка, назвав тебя кем-то там с то ли голенастыми, то ли кривастыми ногами», — (я точно не помню его выражение), — «а также рассказал ему, как ты ругаешься на меня на разных языках, и уверил его своим честным словом, что ты жестоко оскорбляешь его (м-ра Брауна) перед каждым гостем; кроме того, я описал ему, как ты сидишь в своей постели, похожая на сказочную клецку, важная, как Кафедральный собор, и злая, как бульдог мясника. Теперь м-р Браун чувствует к тебе отвращение и собирается раз и навсегда выгнать тебя из «Сайнтиста». Когда я сказала Джону, что м-р Браун не поверит ему, и что я напишу ему (м-ру Брауну) письмо и попрошу ответить, Джон сказал: «Нет, он тебе не ответит, ведь мы теперь закадычные друзья, и он знает, что я принесу его «Сайнтисту» гораздо больше пользы, чем ты — ибо я обещал написать для него статью, да-да, статью, и он принял мое предложение с благодарностью и сказал: «Я порываю с ней, с этой злой русской Дьяволицей, и очень благодарен Вам, м-р Кинг, за эту весьма полезную информацию».
А теперь представьте, как мои гости слушали все это, а я не знала, что мне делать — смеяться или злиться на этого вредного гоблина! Я не знаю, выдумал ли он всю эту историю просто, чтобы подразнить меня, по своему обыкновению, или он действительно написал м-ру Брауну. Я поставила бы себя в дурацкое положение, если бы спросила об этом самого мистера Брауна — ведь не могу же я полностью довериться тому, что рассказал мне Джон. Поэтому, пожалуйста, дорогой м-р Липпитт, если улучите минутку, сходите к м-ру Брауну и спросите его, получал ли он что-нибудь от Джона. Прочитайте ему ту часть этого письма, которая касается Джона, и, если м-р Браун действительно что-то получил (конечно, я не верю злому чертенку, когда он говорит, что м-р Браун рассердился на меня и собирается закрыть мне дорогу в «Сайнтист»), то, может быть, он расскажет Вам, о чем было это письмо. Если он не захочет Вам ни о чем рассказывать, пожалуйста, не настаивайте, потому что Джон мог написать ему что-то еще, например, о делах. Я знаю, что Джон начал питать расположение к м-ру Брауну примерно месяц назад, и во многом мне помогал (например, убеждать людей писать для «Сайнтист»), и что он рассказал мне всю эту историю, просто чтобы досадить мне, поскольку ему обычно доставляет большое удовольствие «угождать» людям подобным образом. К тому же Джон мог попросить м-ра Брауна никому не показывать его письмо, но вы просто попытайтесь. Если понадобится, можете показать ему мое письмо целиком.
Я уже начинаю уставать, потому что пока еще очень слаба. Я выиграла еще одно судебное дело и, возможно, мне удастся спасти 5000 долларов из тех денег, что я потеряла. Джон, безусловно, немало помог мне с судебными делами, но он совершил один очень плохой поступок, плохой не по меркам «Страны Вечного Лета», а по нашему, земному кодексу чести. Я как-нибудь расскажу Вам об этом. Дайте мне только знать о своем желании в письме. Думаю, что через две-три недели, если мне станет лучше, я отправлюсь на месяц или около того к профессору Корсону, в Итаку, а затем мне нужно будет где-нибудь до октября пожить на морском побережье. Мне приказано это сделать, но сначала я должна найти на этой Земле какой-нибудь укромный уголок.
Искренне Ваша, Е.П.БЛАВАТСКАЯ
P.S. Ах, да, слова, которые Вам дал Джон, и о которых Вы спрашивали в письме, взяты из словенского языка. Я могу понять только половину из них. Они означают [4]... «Вместо того, чтобы спорить, молись Богу Великому и Могущественному». В следующий раз я напи¬шу Вам об этом более подробно [5].
НУ ЗАЧЕМ НУЖНО БЫЛО ТАК ОСКОРБЛЯТЬ БЕДНОГО НЕВИННОГО ДУХА. СКАЖИТЕ СКВЕРНОЙ [6] ЭЛЛИ, ГЕНЕРАЛ, И ПИШИТЕ ДЖЕРРИ БРАУНУ ЛЮБОВНОЕ ПИСЬМО, ВЕДЬ ОН СЛАВНЫЙ МАЛЫЙ, Я ЛЮБЛЮ ЕГО, И МОЕ СЕРДЦЕ ВСЕГДА ОТКРЫТО ДЛЯ НЕГО. МОЕ ДЕЛО, НЕ ТАК ЛИ? ТАК ВОТ, ФРЭНКИ [7], НУ РАЗВЕ ОНА НЕ ПРЕЛЕСТЬ, МОЯ ВОЗЛЮБЛЕННАЯ? НАСТОЯЩИЙ ЗАМОРСКИЙ [8] ПУГАЧ, НЕ ПРАВДА ЛИ? ПОЭТОМУ-ТО Я И ЛЮБЛЮ ЕЕ. ВАШ БЛАГОЖЕЛАТЕЛЬ, ДЖОН КИНГ
1. Имеется в виду книга полковника Олькотта «Люди из другого мира». В экземпляре, подаренном им Е.П.Б., он написал: «От Генри Стил Олькотта (автора) Елене Петровне Блаватской, которую он уважает за ее добродетели, которой восхищается за ее таланты, возвышенной храбрости которой он отдает должное, и которую он любит за ее благородное самопожертвование. Добродетельные люди считают ее сестрой и благодетельницей; грешники боятся ее, как посланную наказывать и карать. Нью-Йорк, март, 1875 г.».
2. Бетанелли, албанский торговец пушниной, за которого она вынуждена была выйти замуж, когда он предложил ей дом, а она жила в нищете, из-за того что не получила денег от своего отца. По условиям договора брак должен был быть чисто платоническим, и Е.П.Б. сохраняла свою фамилию. Вскоре она с ним развелась. Подробнее об этом трагическом событии, когда Е.П.Б. принесла на алтарь общего дела великую жертву, выйдя замуж за человека, которого она ненавидела, см. в письмах от Учителя Ссраписа, опубликованных в книге «Письма Учителей Мудрости», выпуск второй. — Ч.Дж.
3. См. примечание на стр. 78.
4. Далее следуют шесть слов на словенском языке.
3. В конце постскриптума, очевидно, пока письмо проходило через почту, Джон Кинг подписал красным карандашом, большими буквами, некоторые из них немного архаичны по написанию, следующие строки.
6. «Скверной» — наиболее вероятный вариант слова, которое было очень нелегко разобрать. «Uglie» вместо «ugly» — правоп. Дж.К.
7. Генерала Липпитта звали Фрэнсис, поэтому Джон обращается к нему «Фрэнки».
8. Так написано Джоном.
Блаватская Е.П. Письма. Москва: Издательство Ассоциации Духовного Единения "Золотой Век". 1995.
|
