Н.К. Рерих. Новгород. Спас Нередицкий. 1899 г.
В.В. Верещагин. Иконостас церкви Святого мученика Иоана Богослова на Ишне, близ Ростова Ярославского, 1890 г.
М.В. Якунчикова. С колокольни Саввино-Сторожевского монастыря, 1891
|
Оценивая достижения России в области искусства, Игорь Грабарь писал «о совершенно исключительной архитектурной одарённости русского народа». А мы, стыдясь безликих городских коробок, не испытываем особой гордости и восторгов, забыв о великом прошлом. К тому же, многие годы намеренно умалчивая о красоте культовых сооружений, идеологический диктат варварски разрушал «рассадники религиозных пережитков». А между тем Грабарь тысячу раз прав: зодчие Руси действительно создали такие высокохудожественные шедевры, которые восхищают всё человечество. И наконец теперь, как и век назад, мы заново открываем наше блестящее национальное наследие.
Русские художники-реалисты конечно не могли обойти вниманием красоту древних христианских памятников. Пожалуй, первым чувство восторженного изумления искренне и открыто выразил В.Д. Поленов в этюдах 1877 года. Его белокаменные московские храмы и терема радуют глаз солнечными красками и свежей пленэрной живописью. Спустя десятилетие серию живописных зарисовок Ярославля, Ростова, Костромы, Макарьева оставил неутомимый путешественник В.В. Верещагин. Особенно удачны его воспроизведения интерьеров деревянной церкви Иоанна Богослова на Ишне. В работах М.В. Якунчиковой былое стремление к археологической точности сменилось эстетикой «мирискусников». Её ностальгически-взволнованная интонация мягко звучит в «Монастырских воротах» (1897).
Эту традицию с грандиозным размахом продолжил Николай Константинович Рерих. В начале живописного пути увлечённый археологией и раскопками в Новгороде, он в 1899 году рисует свой первый храм - «Спас Нередица». А впоследствии у него родилась мысль совершить длительную поездку по городам Древней Руси.
Свои планы Рерих изложил 3 июня 1903 года в письме А.Н. Бенуа: «Духовно я уже давно вне Питера, а телом выеду около 10 июня. Наметил целый ряд пунктов, надеюсь написать много этюдов». Вместе с женой Еленой Ивановной они отправились в Ярославль, Кострому, Казань, Нижний Новгород, Суздаль, Ростов Великий, Москву, Смоленск, Псков, а также по городам Прибалтики. Николай Константинович с увлечением писал этюды, а Елена Ивановна сделала немало фотографий.
Через месяц, 1 июля, Рерих делился своими впечатлениями с братом: «Дорогой Боря. Пишу из Ростова. Здесь прекрасно - красиво и древностей много... Пробудем в Ростове с неделю».
25 сентября Рерих сообщил княгине Марии Клавдиевне Тенишевой: «...я привёз много материалов, видел много лучших мест России».
Уже по этим письмам можно представить, как глубоко проникся Николай Константинович обаянием древнерусского зодчества.
Странно, что ранее отмечали лишь историческую значимость памятников, не отдавая должное их архитектурным достоинствам. Вот именно эту задачу - показать людям великое художественное наследие прошлого - поставил перед собой Николай Константинович Рерих. Он запечатлел «много лучших мест России» и сделал это с таким вдохновением, что становится понятно, какое огромное воздействие оказали они на чуткую душу художника и его искусство.
Нечто подобное испытали автор этих строк и фотографы Павел Воробьёв и Сергей Головин, проделавшие через 100 лет тот же путь. Нам хотелось увидеть сегодняшним взглядом те самые виды, которые изображал в своё время Рерих, и глубже проникнуть в его искусство. Однако мы каждый раз ошибались в попытке предугадать, какой ракурс мог привлечь художника в том или ином случае. В суете современных ритмов мы смотрим на всё поверхностно, мимолётно. Рерих же, напротив, лицом к лицу сталкивает зрителя с наблюдаемым объектом. Его этюды - не беглая зарисовка и не созерцательный образ, а стремление передать и яркое художественное впечатление, и почти непосредственное физическое соприкосновение с памятником - как ощущение не только глаз, но и рук.
Свои этюды он писал на одном дыхании, в счастливом состоянии души. Во всём ощущается лёгкость исполнения, возвышенный, приподнятый строй живописи, созвучный духу древнерусской архитектуры. Величавая строгость очертаний сообщает маленьким полотнам подлинную монументальность. Формы его храмов крепкие, упругие, подчёркнуто рукотворные. Можно сказать, Рерих-живописец уподобился здесь древнему зодчему, вернее даже, самому каменщику, который выкладывает стены зданий. Широкие мазки кисти уверенно лепят форму и повторяют неровную кладку стен, шероховатость штукатурки. Цветной грунт обычно лёгкого охряно-оранжевого тона, намеренно оставленный незаписанным, цементирует части строений в единый ансамбль. А вспыхивая от соседства с дополнительным цветом, наделяет живопись особой светозарностью. Рериховские храмы, пронизанные сиянием, лучатся изнутри светом высшим, символическим.
В работах Рериха нет людей, но соразмерность архитектуры человеку ощущается вполне. Кто же он, этот «человек», стоящий перед ликом храма? Тот ли, кто только что отстроил его, современник художнику или пришелец из будущего? Если у Поленова, Верещагина и Якунчиковой можно обозначить время, отображённое на полотне, то у Рериха оно скрыто, не определено; оно есть столь же прошлое, сколь настоящее и будущее. Подчас солнечные блики на этюде, кажется, привязывают к сиюминутности происходящего, однако это впечатление обманчиво. Нет, настоящее время почти не опознаётся, гораздо более здесь торжествует дух прошлого. Однако оно не покрыто пылью архаики, а напротив, очищено от патины времени. Николай Рерих показал нам с необычайной ясностью то истинное, нетленное, пламенное, что было создано горением сердца. И с каких бы временных высот ни вглядывался человек будущего, он также будет восторгаться вдохновенными творениями прошлого.
Если говорить точнее, объективного временного измерения в этюдах Рериха не существует вообще. В них угадывается лишь дыхание истории. «Тёмное», враждебное по отношению к памятникам воздействие веков художник не акцентировал в своём искусстве. Выявляя великое и священное, он по возможности «залечивал» нанесённые войнами отметины и решительно убирал то наносное, что портило первоначальный облик. Сознательно усилив всё «светлое», Рерих сотворил архитектурные образы, так соответствующие национальному духу и словно изначально замысленные их создателями.
Настраивая свою кисть на истинно русский лад, он выносил на полотно не личное, индивидуальное переживание, а родовое, всенародное. В этом, пожалуй, проявляется характерная черта рериховского видения. Оно могучее, величавое, полное достоинства, гордое за созданную красоту. Рерих говорит в своём искусстве не от себя, а от всего народа, от лица тех безымянных зодчих, которые когда-то преобразили лик Северной Руси.
И если в живописном изложении властвует торжественное родовое начало, то в литературных произведениях художника в полной мере проявилась его пылкая натура. Со всей страстью обрушивался он на «тёмные» невежественные вихри, которые, как ураганы, проносятся над миром и калечат былую красоту. Его гневный обличительный голос постоянно звучал в публицистике тех лет. В своих статьях Н. Рерих призывал беречь и охранять драгоценное сокровище, не допускать безграмотных и нехудожественных поновлений.
Родовое, соборное начало определило ещё одно важное качество рериховских работ. Его храмам тесно в пространстве этюда, они словно выходят за его рамки, создавая иллюзию непосредственного окружения. Это ощущение близкого присутствия культовых сооружений становится метафорой духовного единения земного и небесного. Причём это понятно человеку любого вероисповедания. Рериховские храмы воспринимаются вселенскими и восхищают каждого, потому что в них заложено общечеловеческое представление о красоте, гармонии и устремлённости к высшему.
В одном из последующих писем Тенишевой Николай Константинович сообщал: «В течение января Комитет постановил выставить мои этюды на постоянной выставке Общества. Хотя на командировку денег я не получал, но всё-таки считают, что это от Общества».
Действительно, в январе 1904 года в Императорском Обществе поощрения художеств открылась выставка «Памятники художественной старины». Никаких предваряющих анонсов на вернисаж не было. И хотя о выставке писали мало, однако она имела большой общественный резонанс. Сергей Эрнст считал, что «Архитектурные этюды» - слишком скромное и неверное по сути заглавие для работ Рериха, и предложил назвать их «Пантеон нашей былой Славы».
Государь Николай II, посетивший выставку, выразил желание видеть работы Н.К. Рериха в Русском музее Императора Александра III. Но как раз в день Высочайшего посещения была объявлена война Японии...
Вскоре 69 из 75 этюдов, написанных Рерихом в 1903 году, в числе 800 работ русских художников отправили на выставку в Америку, в Сент-Луис. Изданный там в 1904 году каталог содержал и краткую справку о городах, к которым относятся перечисленные этюды. Небезосновательно предположение, что как названия работ, так и тексты аннотаций давал сам Николай Константинович.
Судьба этой выставки сложилась трагически. Её устроитель Грюнвальд не сумел должным образом оформить необходимые таможенные документы, и в итоге все картины были проданы с молотка. Однако в конце 1970-х годов 41 рериховский этюд вернулся на Родину. Их подарила России верная сотрудница Рерихов в Америке Кэтрин Кэмпбелл-Стиббе. Сейчас они украшают залы Государственного музея Востока.
Летом 1904 года Николай Константинович Рерих снова отправился в поездку по городам и монастырям Древней Руси. Теперь он работал за походным мольбертом в Твери, Угличе, Калязине, на Валдае. В Звенигороде писал тот вид монастырских стен, который ранее привлёк и Якунчикову. На этот раз художник был один, без Елены Ивановны, которая ждала второго ребёнка. Николай Константинович очень скучал по ней и часто писал письма жене и брату.
1904. 30 июня, Тверь. «Написал один этюд - разноцветных барок у пристани. Надумал картину постройки храма белокаменного. На этих барках возят белую плиту».
1904. 1 июля. «10 часов вечера. Углич. Первое впечатление лучше, чем [от] Романова-Борисоглебска. Масса старых церквей...»
1904. 2 июля. Вечер 10 часов. «...Сегодня я писал этюды 8 часов... В 3 дня управлюсь с Угличем. И тогда через Калязин и Кашин домой. По дню на оба города. Дворец Димитрия мало интересен, но положение нескольких церквей просто прелесть. Обидно, что сильный ветер, не везде можно писать. Ел сегодня собственно один раз... Сегодня мужик, что носит ящик, после второго этюда сказал: ну, барин, и здоров же ты работать, я, даже ничего не делая, и то устал сидеть».
1904. 3 июля. «...Вчера проработал 9 часов, написал 3 этюда, из них один пятичасовой большой... Тоже по 9 часов просиживать на складном стуле - чувствуется ломота во всём теле... Ужасно боюсь, что 6 этюдов мало на Углич, но времени не терял»
1904. 30 июля. «Дорогой Боря... Вернуться в Спб. думаю около 20 августа. Уже справляются из Общества, когда ожидать меня. Написал в общем десятка два с половиной этюдов. Есть удачные. Есть новые затеи картин».
Удача Николая Рериха, его новый живописный язык явились плодом глубокого изучения древнерусского искусства. Именно в нём открыл художник для себя живой и вдохновляющий источник. Он увидел, как иконопись смыкается с основами народной изобразительности, насколько ясно и открыто творят в цвете народные мастера. Вся его светоносная живопись поёт о высшем мире, о радости созерцания неземной красоты.
Как пишут исследователи, Н.К. Рерих в большинстве своих работ «подражает архаическому пониманию формы». Действительно, его рисунок не блещет изяществом и не выявляет мелких деталей. В перекличке неровных линий, в их любовном соединении он сумел передать особую прелесть, дух народного зодчества. Рерих хотел отразить ту живую гармонию форм, которая была свойственна самому памятнику - как вывела его изначально рука русского зодчего. Художник легко и естественно говорит на этом родном для него языке, не подстраиваясь, не подделываясь под примитив, а ощущая в себе глубинное родство с древнерусской культурой. Пожалуй, такого искреннего выражения народного духа более не найти ни у одного отечественного живописца.
Созданное Николаем Рерихом убеждает, что древнерусская архитектура - действительно выдающееся явление мирового искусства. Нигде нет таких мужественных и в то же время поэтичных образов, такого скромного и вдохновенного чувства, возвышенной красоты и величия, так соответствующего величавым просторам Русской равнины, преображённой православными храмами в Святую Русь...
Е.П. Маточкин. Н.К. Рерих. Поэзия старины. - Самара: Издательский дом "Агни", 2004. |
