Ю. Белов. По рериховским местам

“Спешите, товарищи, зарисовать, снять, описать красоту нашей страны… Запечатлевайте чудесные обломки для будущих зданий жизни”, - так говорил в начале века выдающийся русский художник и путешественник Николай Константинович Рерих.

В 1897 году за картину “Гонец” на тему древней истории Н. Рериху было присуждено звание художника. Вскоре он отправляется в путешествие по древнему великому водному пути “из варяг в греки”, которое дает ему массу впечатлений, необходимых в творческой работе. Молодой художник совершает в 1903-1904 годах, вместе с женой, не менее интересное путешествие по старинным русским городам.

“Какие это славные места! – восторженно писал Николай Константинович в дневнике путешествия. – Широко жил и широко чувствовал древний. Если хотел он раскинуться свободно, то забирался на самый верх местности, чтобы в ушах гудел вольный ветер, чтобы сверкала под ногами быстрая река, чтобы не знал глаз предела в синеющих, заманчивых далях. И гордо светились на все стороны белые вежи”.

Вежи это шатры и башни (см. словарь В.И. Даля). Художник дал словесный образ, картину, весьма похожую на Суздаль, не так ли? В самом названии города присутствует “заманчивая даль”… Гордо стоят стены и башни Спасо-Евфимиева монастыря, у подножия которого протекает, сверкая на солнце, река Каменка. “Стоит, красуясь своим строением, яко град”, писал о нем суздальский историк А. Федоров. Кстати, картина Н.К. Рериха называется: “Суздаль. Спасо-Евфимиевский монастырь”. Хранится она ныне в Государственном музее искусств народов Востока.

Находясь в Суздале весной 1903 года, художник интересовался не только архитектурными памятниками, но и стариной в самом широком смысле этого слова. Его интересовали, например, старинные обряды, предания, предметы искусства, быта, одежда.

“В глухих частях Суздальского уезда хотелось найти мне местные уборы, - читаем мы в дневнике Н.К. Рериха, - Общие указания погнали меня за 20 верст в село Торки и Шошково (Описка, правильное название Шекшово – Ю.Б.). В Шошкове оказалось еще много старины. Во многих семьях еще носили старинные сарафаны, фаты и повязки”. Но больно было видеть поклоннику старины, что “старинная мода прошла уже”, обветшала. И не потому, что иссяк талант народа, стремление к красоте, к сохранению и приумножению лучших образцов, а потому, что власть имущие были полны равнодушия к старине, считая ее пережитком.

“Отчего фабрики не дают народу красивую ткань для костюмов, не грубую, достойную поновить старину? – вопрошал художник 90 лет назад, и сразу же обращался с призывом: - Дайте почву и костюму, и песне, и музыке, и пляске, и радости”. Тоже самое необходимо народу и сейчас, когда прилавки магазинов и лотки “челноков” заполнены товарами зарубежного производства, чуждого нам покроя, фасона и вкуса. Необходимо, повторим мы за Николаем Константиновичем, чтобы высшие классы истинно полюбили старину и проявили заботу об отечественном производителе.

Однако вернемся к красной нити нашего повествования. Н.К. Рерих в 1903 году посетил не только Суздаль, но и глубинку, где нашел кусочки старины. Художник побывал в селах Торки и Шекшово Суздальского уезда. В 1980 году, когда мне пришла в голову мысль совершить поездку по рериховским местам, в списке сел Суздальского района такие не значились. Попали в разряд “неперспективных”, исчезли с лица земли?

Старожилы сказали, что эти земли входят ныне в состав Ивановской области, Гаврилово-Посадском районе, надо Торки и Шекшово искать там.

Ранним августовским утром я сел на велосипед и отправился в путешествие. Доехал до Романова, повернул налево, проехав через Весь, вскоре оказался в Кистыше. Куда дальше? У низенького дома, крытого соломой, старушка сказала, что села Торки уже фактически не существует. “Живет там одна пожилая женщина, да и ту давно мы уже не видели”, сказала она. Указала направление – через вздутое поле. С волнением пересекал я по узкой тропке громадное поле, и под склоном моему взору открылась унылая картина: клочки садов и деревьев, каменный остов церкви, на двух берегах длинного и глубокого оврага стоят два полуразрушенных дома, то тут, то там заброшенные сады. Проехав вдоль оврага, на самом краю я увидел в тени деревьев одинокий маленький дом. На заборе из кольев висели стеклянные банки, перевернутые вверх дном. Значит, дом обитаем.

Дверь открыла худощавая, лет 60, женщина в белом платке, завязанном под подбородком, в валяных сапогах. Смущенная вначале неожиданным и непрошеным гостем, через минуту Таисия Алексеевна Алексеева охотно рассказала о селе и о себе.

“Торки были большим селом когда-то, - сказала она. – При мне было 180 домов, а еще раньше, до революции, говорят, было около 300! (по данным на 1896 год в Торках числилось 129 дворов, душ мужского пола 383, женского – 392. – Ю.Б.). Я родилась в 1913 году. В молодости ходила по нянькам – жили бедно. Потом работала на трикотажной фабрике в Иванове. В 1941-м попала на фронт. Через три года вернулась в село и вот до сих пор наверстываю то время, что не жила здесь. Сейчас ехать никуда не хочется”.

Утекла вода из большого оврага, после того, как прорвало плотину. В период коллективизации и раскулачивания, в другое неблагоприятное время покидали село крестьяне, уезжая в город. Церковь Дмитрия Солунского была закрыта и разрушена. Вслед за жителями уплывали по фарватеру современной жизни и дома в неизвестных направлениях, брошенные ветшали и разрушались. Торки опустели. Как бельмо на глазу торчал всего один жилой дом – Алексеевых. После смерти матери в середине 1970-х Таисия Алексеева осталась одна, осиротела. Ей суждено было стать последней жительницей села Торки. Живой памятник.

Ночами Т.А. Алексеева сторожила стадо колхоза “Победа”; дни коротала с маленькой собачкой, которая во время нашей беседы крутилась по избе. Мне показалось, что хозяйка зовет ее Федюшкой.

- Нет, она девчонка. – тихо засмеялась Таисия Алексеевна. – Племянник мой живет в Иванове на пятом этаже – вот на лето и оставил мне. Я не помню, как правильно зовут собачку. Я зову ее Кедюшкой. Забавляюсь: то собака, то две кошки – все имущество мое.

- Не скучно жить одной, без людей?

- Я уже привыкла – как будто так и надо. Радио не выключаю с 6 до 12 ночи. Слушаю, чего интереснее. Зимой сидишь под радивом, и уснешь. Проснешься – и опять слушаешь, так вроде и с народом. Без радио бы померла.

Прежде чем попрощаться, я решил сфотографировать последнюю “из могикан” на фоне остатков села. От церкви оставалась только нижняя часть – развалины. Сделал один кадр. Второй – у колодца, вода в котором уже протухла (колодец жив, пока им пользуются, берут воду из него). Третий – у маленькой копны сена. Дальше мой путь лежал в Шекшово.

Еще километра за три я увидел вдали большой зеленый массив, из которого вырастали пять лепестков церкви и остро заточенный карандаш – колокольня. “В том же Шошкове меня поразила церковь чистотою своих форм: совершенный XVII век. – писал Н.К. Рерих. - Между тем узнаю, что только недавно справляли ее столетие. Удивляюсь и нахожу разгадку. Оказывается, церковь строили крестьяне всем миром и нарочно хотели строить под старину. Сохраняется и приятная окраска церкви, белая с охрой, как на храмах Романова-Борисоглебска”. Значит, в этом селе уважали традиции, предания старины глубокой.

Шекшово оказалось большим селом, центральной усадьбой крепкого колхоза “Заря” Гаврилово-Посадского района. Красивая речка Ирмесь (она протекает и по территории Суздальского района), вьется по краю села, по-своему подчеркивая красоту пейзажа. В центре Шекшова стоит памятник погибшим в годы Великой отечественной войны односельчанам. Но главная достопримечательность и ориентир села по-прежнему – храм. Долго можно стоять около церкви. С улицы “читаются” три этажа окон, на которых привлекают внимание наличники мелкого изящного дробления. Разновеликие колонны, членящие фасады на три части, переборки, декоративный карниз. Да, действительно, церковь построена в традициях “декоративного” XVII века, типичный представитель архитектурной школы, сложившейся в Суздальском уезде. Из разговоров с жителями Шекшова я узнал, что церковь была закрыта в середине 1930-х годов, была разорена современными варварами. Иконы пошли на изготовление… кормушек для лошадей в колхозной конюшне. Трагедия. Обезглавленный храм производит унылое впечатление. Видел бы Рерих эту поруганную красоту! Ужасный век, ужасные нравы…

Поговорив со старожилами, я узнал, что старина, о которой писал Н.К. Рерих, еще жива в некоторых домах. Люди хранят еще костюмы, сарафаны, платки. Кое-что, правда, забрали сотрудники Ивановского театра музыкальной комедии, приезжавшие в экспедицию. Шекшовцы одевают костюмы во время массовых гуляний, свадеб, праздников. Участники художественной самодеятельности с успехом выступали со старинными песнями и хороводами на смотрах и концертах в родном селе и районном центре. О том, что в Шекшове побывал в начале ХХ века Н.К. Рерих, никто еще не знал.

 Газета “Вечерний звон” № 45, г. Суздаль