В защиту Имени и Наследия Рерихов

Существовал ли “трехсторонний договор”?

Недавно cовет Сибирского рериховского общества издал специальный выпуск газеты “На восходе” с претенциозным заглавием “Скажем правду!”, в котором на Международный Центр-Музей имени Н.К. Рериха и на его Генерального директора лично выливается поток обвинений. Мы попытались из множества сугубо эмоциональных, часто беспочвенных обвинений и высказываний вычленить факты, касающиеся истории взаимоотношений МЦР и СибРО, и просим Вас, уважаемая Людмила Васильевна, ответить на несколько вопросов.

- В статье Л.И. Бориной, Н.С. и А.П. Юшковых “Юридическое право еще не значит духовная преемственность!” утверждается, что “создание филиала Музея имени Н.К. Рериха в Новосибирске было запланировано не на базе СО РАН, а на базе СибРО при непосредственном участии СО РАН”. В подтверждение своего мнения авторы статьи приводят выдержки из писем В.А. Коптюга к Святославу Николаевичу и к Вам, в которых встречаются слова о “филиале Московского Музея имени Н.К. Рериха, создаваемом на базе СибРО”. Что имел в виду Валентин Афанасьевич под этими словами и какая в действительности роль отводилась СибРО в этом проекте?

- В 1992 году в связи с подготовкой правительственного постановления по Международному Центру Рерихов и стремлением правительственных кругов, в частности Министерства культуры РФ, отобрать у нас не только Усадьбу Лопухиных, но и переданное нам наследие Рерихов, я задумалась о поиске выхода из этой непростой ситуации. Многие рериховские общества предложили свои услуги по сохранению наследия, которым мы распоряжались. Естественно, такой выход был неприемлем. Тогда и родилась идея организации филиала Музея имени Н.К. Рериха.

Как и где такой филиал мог бы осуществиться? Наилучшим и перспективным в этом отношении мне представилось Сибирское отделение Российской академии наук, руководство которого положительно относилось к наследию Рерихов и их идеям. Для того, чтобы связаться с руководителями СО РАН, я обратилась за помощью к СибРО, бывшему тогда еще отделением МЦР.

В результате состоялся ряд встреч в Сибирском отделении РАН, руководство которого пошло нам навстречу. Было выделено помещение под филиал Музея – прежний дом академика М.А. Лаврентьева, первого Президента СО РАН, сын которого любезно согласился предоставить этот дом для организации филиала. Затем состоялся разговор с В.А. Коптюгом, Президентом СО РАН, в ходе которого я объяснила Валентину Афанасьевичу, в чем заключаются задачи Музея имени Н.К. Рериха и каким должен быть его новосибирский филиал, куда мы готовы переместить часть наследия. Сказала я и о том, что было бы хорошо, если бы в этом Музее работали ученые СО РАН. В СибРО я не видела никого, кто бы мог профессионально работать над созданием Музея.

Но пока я вела переговоры с Сибирским отделением РАН, состоялось заседание правления СибРО (новосибирского отделения МЦР), о котором мне не сочли нужным сообщить. На этом правлении, опять же не поставив меня в известность, из членов СибРО выбрали директора филиала Музея имени Н.К. Рериха – Любовь Ивановну Борину. Я об этом узнала через 2-3 дня, когда Любовь Ивановна начала выспрашивать у меня, какую роль должна сыграть их рериховская организация в планирующемся филиале? Я ответила, что, как и любое другое рериховское общество, вы можете помогать Музею и сотрудничать с ним. Тогда мне и было сообщено, что правление СибРО, даже не поинтересовавшись мнением директора Музея имени Н.К. Рериха, собирается поставить Л.И. Борину во главе новосибирского филиала. Как можно охарактеризовать такой поступок?

На должность директора филиала Музея у меня уже была подобрана кандидатура – очень порядочный и очень талантливый человек, историк, который работал у академика Окладникова, – Николай Николаевич Покровский. И когда я встречалась с членом Президиума СО РАН академиком А.П. Деревянко, то в качестве директора новосибирского филиала я предлагала кандидатуру Н.Н. Покровского. Но, к сожалению, до разговора с Николаем Николаевичем дело так и не дошло – для этого уже не было никаких оснований.

- Существовал ли “трехсторонний договор” между МЦР, СибРО (новосибирским отделением МЦР) и СО РАН?

- В 1992 году ни о каком трехстороннем договоре мне ничего сообщено не было. На том этапе я не подписывала никаких договоров, и речь шла только об окончательном решении, которое должно было принять СО РАН во главе с В.А. Коптюгом. С Президентом СО РАН мы все решили, и он передал дело в свой секретариат, с которым я и поддерживала дальнейшие отношения.

На имя В.А. Коптюга было написано письмо, где Правление МЦР просило “ускорить оформление отношений между МЦР и СО РАН”, поскольку, как таковых, отношений еще не было. Это письмо тоже было передано в секретариат. И когда я в очередной раз позвонила туда уже после того, как Валентин Афанасьевич ознакомился с письмом Правления МЦР, мне было сказано: “Знаете, Людмила Васильевна, откровенно говоря, мы затягиваем это дело потому, что боимся рериховского общества…”

- Но как СО РАН могло бояться рериховского общества? Ведь это организации, находящиеся в разных “весовых категориях”.

- СибРО так навязчиво предлагало своего директора, свои планы создания филиала Музея и прочее, что СО РАН оказалось в полном замешательстве. Первоначально предполагался филиал Музея имени Н.К. Рериха, который с СибРО мог только сотрудничать, а не находиться в каких-либо более тесных договорных отношениях. В секретариате СО РАН мне было сказано, что в связи с поведением СибРО В.А. Коптюг опасается, что попадет в какую-нибудь нехорошую историю.

Тогда мне стало понятно, что вопрос перестал находиться в практической плоскости. Никаких документов о наших взаимоотношениях с Сибирским отделением РАН не было подписано, а избранная правлением СибРО “директор” филиала Музея Л.И. Борина, на мой взгляд, не могла занять “предназначенную” для нее должность по причине своей некомпетентности. И тогда я отказалась от идеи новосибирского филиала Музея.

- В мае 1993 года В.А. Коптюг пригласил Вас в Новосибирск, чтобы на месте решить все вопросы. Состоялась ли эта поездка?

- Нет, в этом уже не было необходимости. Чтобы действительно решить этот вопрос, надо было бы находиться в Новосибирске длительное время. Но к этому моменту уже многое изменилось, к сожалению, не в нашу пользу. Ситуация обострилась, и нужно было бороться за существование Музея имени Н.К. Рериха здесь, в Москве. Передать часть наследия на хранение в Новосибирск я могла только под эгиду Сибирского отделения РАН, но никак не СибРО.

- Тем не менее В.А. Коптюг писал Святославу Николаевичу о филиале Музея имени Н.К. Рериха, “создаваемом на базе СибРО”. Откуда в его письме появилась эта фраза?

- Я думаю, что он написал “на базе СибРО” потому, что СибРО эту базу очень навязчиво ему “предложило”. Вряд ли В.А. Коптюг действительно согласился с этой идеей, поскольку он с самого начала был против участия СибРО в организации филиала. И чтобы как-то сгладить обстановку, которая усложнилась до предела, он мог написать “на базе СибРО” для того, чтобы посмотреть, как отреагирует Святослав Николаевич. Думаю, что и Святослава Николаевича вариант “на базе СибРО” не устроил.

Тем временем ситуация в Москве все обострялась, и справедливости ради надо сказать, что, когда Правительство РФ решило отобрать у МЦР усадьбу Лопухиных, новосибирское отделение МЦР, или СибРО, приняло это близко к сердцу и оказало нам ощутимую поддержку и помощь.

- В своей статье “Юридическое право еще не значит духовная преемственность!” Л.И. Борина, Н.С. и А.П. Юшковы находят “потрясающее противоречие” в том, что МЦР издал книгу “У порога Нового Мира”, включив туда часть дневниковых записей Елены Ивановны и фрагменты ее “Огненного Опыта”, и в тоже время Вы протестуете против преждевременности издания дневников Елены Ивановны издательством “Сфера”. Авторы спрашивают: “кто дал право Л.В. Шапошниковой представлять “на суд читателей” “Огненный опыт” и “Страницы Дневника” Е.И. Рерих”?

- Эта публикация фрагментов сокровенных записей Е.И. Рерих была предпринята на основе инструкций Святослава Николаевича, данных мне в 1992 году во время моего визита в Бангалор. В книге “У порога Нового Мира” соблюдены все указания и требования С.Н. Рериха по отношению к публикации духовного наследия Елены Ивановны. Этим книги, изданные МЦР, принципиально отличаются от компиляций, предпринятых издательством “Сфера” в нарушение всех этических норм и авторского права.

- К вопросу о публикациях. Совет СибРО и его единомышленники уже не первый раз задают вопрос: когда будут опубликованы хранящиеся в архиве МЦР письма Е.И. Рерих к Б.Н. Абрамову, где Елена Ивановна пишет о Н.Д. Спириной?

- МЦР издает полное собрание писем Е.И. Рерих из нашего архива. В соответствии с планом публикаторского отдела будут опубликованы и письма Елены Ивановны к Б.Н. Абрамову.

- В статьях и письмах спецвыпуска журнала “На восходе” последовательно проводится мысль, что “передача юридических прав на наследие не означает передачи духовной преемственности”. В частности, авторы пишут, что “никогда ни устно, ни письменно Святослав Николаевич Рерих не обозначал Л.В. Шапошникову как свою духовную ученицу. Она была назначена лишь хранительницей материальных ценностей”. Мог ли Святослав Николаевич относиться к наследию своих родителей только лишь как к материальной ценности?

- Я так не думаю. Со Святославом Николаевичем нас связывала длительная дружба. А в 1972 году, когда я была в Индии, Святослав Николаевич перед моим отъездом пригласил посетить его в Кулу. Я провела там две недели. Святослав Николаевич вел со мной разговоры о наследии родителей, в частности о наследии Елены Ивановны. Это был еще 1972 год. Он сказал тогда: “Вы знаете, у Елены Ивановны огромное духовное наследие, и мне бы хотелось его передать в Россию”. Я ответила ему: “Если Вы сейчас передадите это духовное наследие, может случиться непоправимое. Оно уйдет в какой-нибудь закрытый архив, в который никто не будет допущен и который будет потихоньку разворовываться”. Таких примеров у нас было много. Надо сказать, я тогда уже хорошо понимала, что представляет собой духовное наследие Е.И. Рерих, потому что именно Святослав Николаевич ввел меня в Живую Этику.

Святослав Николаевич согласился со мной. Он сказал, что это существенный аргумент, и больше к этому разговору не возвращался. Только с началом перестройки, когда М.С. Горбачев очень доброжелательно отнесся к идеям Рерихов, Святослав Николаевич понял, что наступил день и час, когда он может передать духовное наследие родителей России. Тогда, в 1989 году, он написал письмо, которое было опубликовано под заголовком “Медлить нельзя!”. В этом письме он предложил меня в качестве директора будущего Музея и дал мне характеристику, которая была далека от характеристики “хранителя материальных ценностей”.

Из этого письма видно, что речь шла о духовном восприятии великого наследия, о продолжении работы над этим наследием. Что, собственно, МЦР и делает, чего нельзя сказать о СибРО.

Почему СибРО расценивает великое наследие Рерихов только как материальную ценность и фактически кощунствует, отрицая грандиозную духовную ценность рукописей Елены Ивановны и Николая Константиновича? Причина в том, что в СибРО не считаются со Святославом Николаевичем Рерихом как с духовным Учителем, каковым он был в действительности. Никогда духовный Учитель не передал бы сокровенные вещи, архивы Е.И. и Н.К. Рерихов только как материальную ценность. Ее отдельно никогда не существовало. И это умаление С.Н. Рериха, умаление его решений, его действий – остается на совести СибРО, которое стремится доказать, что наследие было передано в недостойные руки. Это мнение достаточно распространено в определенных рериховских кругах, где муссируется мысль о том, что Святослав Николаевич был недальновидным, непроницательным и совершил ошибку, назначив Шапошникову директором Музея имени Н.К. Рериха и поручив ей курировать разработку духовного наследия Е.И. Рерих.

Если бы кто-то еще мог работать над этой проблематикой, было бы просто замечательно. К сожалению, именно те, кто ничего не делает в этом направлении, сейчас критикуют мою работу. Та же Л.И. Борина никаких статей на тему Живой Этики никогда не писала и отказывалась от выступления с докладами на наших конференциях.

Святослав Николаевич с кем-то имел более тесные отношения, с кем-то менее тесные. Кому-то он дал больше, кому-то меньше. Мне он дал очень много. И не надо забывать, что С.Н. Рерих был тем духовным водителем, через которого наследие, прежде всего духовное, а не только материальное, пришло в Россию и в те руки, которые он сам назначил.

- Людмила Васильевна, позвольте внести небольшое уточнение. Сейчас именно МЦР обвиняется его “доброжелателями” в закрытости архива.

- Это миф. Наш архив открыт для исследователей. Здесь работали и работают многие, пишущие о Рерихе. Тот же В.А. Росов, который сейчас говорит о “праве на знание”, пользовался материалами архива МЦР, а затем без нашего разрешения опубликовал эти документы.

Но такой “открытости”, как в нью-йоркском Музее Николая Рериха, у нас никогда не будет. Когда я была там в 1992 году, архивные документы, хранящиеся в этом музее, были свалены в кучу, и любой желающий мог там “работать” и взять любой документ. Этот архив до сих пор не описан. В 90-е годы над этим работала Аида Тульская, математик по образованию, не имеющая представления о том, как правильно составлять опись. Я ее приглашала в МЦР для того, чтобы она смогла поучиться у наших архивистов. Она не приехала.

- Людмила Васильевна, спецвыпуск “На восходе” вновь возвращается к старой теме о том, что на конференциях МЦР Вы неоднократно не позволяли включить аудиозапись приветствия Н.Д. Спириной. Я, например, помню, что на одной из конференций приветствие Н.Д. Спириной было зачитано с трибуны, а затем, уже после заседания, гости смогли прослушать ее голос в записи. Была и слайдкомпозиция, сопровождавшаяся ее стихами, и снова звучал голос Натальи Дмитриевны. На чем же тогда основывается “обида” СибРО?

- Действительно, был момент, когда представители СибРО потребовали, чтобы конференцию начали с приветствия Спириной, в то время как у нас в программе открытия была аудиозапись выступления Н.К. Рериха. Надо сказать, что мы очень тщательно прорабатываем программу конференции и продумываем церемонию ее открытия. И по традиции мы только после открытия зачитываем приветствия гостей. Я не позволила нарушить сложившийся порядок. А тот нажим, с которым требовалось включить в программу приветствие из Новосибирска, такой бестактный и некорректный, я считаю, в значительной мере характеризует это общество и его руководство.

- В спецвыпуске “На восходе” походя очерняется доброе имя Б.А. Данилова. Ему вменяется в вину “забывчивость” по отношению к духовному статусу Н.Д. Спириной, ученицы Б.Н. Абрамова.

- Я очень высокого мнения о Борисе Андреевиче Данилове. Я не представляю, с какой целью авторы этого выпуска фактически сталкивают с ним Н.Д. Спирину. Это скорее моменты политические, чем творческие, что тоже характерно для этого общества. Но я хочу напомнить, что тетради Абрамова, его духовное наследие, были переданы Б.А. Данилову, а не Н.Д. Спириной. И Борис Андреевич выполнил свою миссию, прекрасно и квалифицировано издал их, сделал их доступными для читателей. Этот труд заслуживает самой большой благодарности.

- Уважаемая Людмила Васильевна! Мы чрезвычайно признательны, что Вы при Вашем очень напряженном графике работы выделили время для этого интервью, которое прояснило многие сложные вопросы, возникшие в пространстве Рериховского движения. Желаем Вам дальнейших творческих успехов и с нетерпением ждем Ваших новых публикаций.

Беседу вела О.А. Лавренова Москва, 16.12.2002 г.

Источник сайт Международного Совета Рериховских Организаций им. С.Н. Рериха

Адрес ресурса: http://www.roerichs.com/Sodr/N8/7-1.htm