Усадьба «Горенки» близ Балашихи, основанная А.Г. Долгоруковым в 1714—1730 гг.
Церковь Николы Стрелецкого. Москва, сер. XVII в. Разрушена в 1930 г. Фотография из собрания Э.В. Готье-Дюфайе, нач. XX в.
Боровицкая площадь. Современный вид.
Церковь Успения Божиеи Матери на Покровке. Москва, конец XVII в.
Снесена в 1936 г. Открытка нач. XX в.
Покровка, современный вид.
Угол Никольской улицы и Новой площади. Церковь Владимирской Божией Матери. Москва, 1692 г. Снесена в 1934 г.
Открытка нач. XX в.
|
В статье «Вехи культуры» Николай Константинович Рерих писал: «...великие традиции искусства мы должны всячески охранять и укоренять в современную жизнь. Иначе, откуда же придёт благородство духа? Как же будет расти достоинство человечества? Откуда же снизойдёт осознание широкого сотрудничества и взаимное доверие? Всё из того же неисчерпаемого источника, светоносного благословенного творчества. Жизнь преображается подвигами Культуры. Трудны они во времена узкого материализма, но тем не менее мы знаем, что лишь эти подвиги составляют двигательную силу человечества. Свет един, и поистине международны врата к нему, и доступны они для всех искренних искателей света. Темнота допущена лишь на время сна. Но поистине не для сна человечество пытается совершенствовать себя уже миллионы лет» [1].
70 лет минуло с тех пор, как мысли нашего великого соотечественника были оформлены в международный документ – Пакт Рериха. Эти семь десятилетий вобрали в себя слишком много... Подводя итоги разочарований и надежд минувшего столетия, мы большие ожидания возложили на XXI век, как на новую эволюционную эру в развитии человечества. Миллениум отпраздновали шумно и восторженно. Однако начало нового тысячелетия не принесло пока ничего утешительного в плане культурного строительства в нашем Отечестве.
В нынешнем году такие памятные даты, как 18 апреля – Международный день охраны памятников и исторических мест и 18 мая – Международный день музеев, прошли в острых дискуссиях о состоянии и будущем нашего культурного наследия. Увы, годы так называемой перестройки с этой точки зрения отбросили нашу страну как минимум на пятьдесят лет назад. Сегодня на реставрацию памятников государство выделяет всего лишь 15 миллионов долларов, – соответственно, количество памятников тает на глазах. И не только в результате естественных разрушений. Словом, страна оказалась перед реальной угрозой потери своего исторического, культурного лица, что наконец-то заставило её руководство всерьёз озаботиться этой проблемой.
Сохраним ли корни?
Культурное наследие – огромные ресурсы, ничуть не меньшие, чем нефть, золото, платина и газ, – заявил президент страны Владимир Владимирович Путин на состоявшемся минувшей весной заседании президиума Госсовета, проведённого в Костроме.
Тем обиднее, что на сегодняшний день ресурсы эти находятся в самом бедственном положении: по оценкам экспертов, около 70 процентов российских памятников истории и культуры требуют срочных мер по спасению от разрушения, повреждения и уничтожения. Причём гибель шедевров проходит при полном молчании общественности, с редкими, как правило, приуроченными к конкретным датам, всплесками активности СМИ на фоне и доселе абсолютного равнодушия правительства – ведь у нас на федеральном уровне ни министерства, ни комитета по охране наследия нет!
Печально, но факт: нас, прямых наследников своей культуры, уже давно не удивляет, что шедевры России гибнут один за другим, мы уже к этому привыкли за последние-то семьдесят лет. В 1917 году (по подсчётам известного публициста Петра Паламарчука) в Москве насчитывалось 848 церквей. Из них разрушено 433, то есть более половины! Из 78 часовен стёрто с лица земли 60. Разрушители не пощадили ни Кремль с Китай-городом, ни Белый город в границах бульваров, ни Земляной город в пределах Садового кольца. Особенно лютовали на центральных улицах – Тверской, Знаменке, Воздвиженке, Арбате, Пречистенке, Остоженке, Мясницкой, где все храмы подверглись тотальному разрушению.
– Не случись той катастрофы, мы могли бы пройти от Лубянки до Красных ворот и увидеть то, что захватывает дух в Риме, – говорит певец московской старины Лев Колодный. – Там всюду восхитительные храмы, на площадях стоят по две и по три церкви. На Лубянке их кустилось больше, выше всех парил в небе купол Целителя Пантелеймона, самой крупной в России часовни (на её месте теперь «красуется» «Наутилус»). У памятника Ивану Фёдорову стояла Троица на Полях, где на кулаках в «поле» выясняли отношения предки. На Никольскую шли через Владимирские ворота. Возле них примостилась Владимирская Божия Матерь в стиле барокко. Было чем полюбоваться и снаружи, и внутри храма. А там, где Вычислительный центр госбезопасности, угол Лубянской площади держала Гребнёвская Божия Матерь. У неё похоронили Василия Тредиаковского и Леонтия Магницкого, автора первой русской арифметики.
И вот на таком фоне – очевидной национальной культурной катастрофы – сегодня ведутся покуда бесплодные разговоры о возрождении российской традиции уважения к памятникам прошлого. Но как возрождать? Что делать?
Историк русской культуры Нина Михайловна Молева, чьи оценки и исследования на протяжении многих лет вызывают неизменный интерес и в стране и за рубежом, считает:
– Нам, русским, надо больше заниматься не «чужим», а родным искусством, чтобы хоть в какой-то мере восполнить утраченное. Только в понимании своей культуры, национальной, того места, где ты родился и вырос, можно достичь реальной высоты, подлинных знаний.
Трагедия, по её мнению, заключается ещё и в том, что вслед за уничтожением материальной культуры в стране многие десятилетия целенаправленно делалось всё, чтобы стереть из памяти людей свою историю, чтобы изменить сознание тех, кто стремился её изучать. Если что-то и уцелело за минувшие десятилетия, то только благодаря самоотверженности людей, бесконечно любящих свою культуру, таких, как сама Нина Михайловна Молева, которая рассказывает:
– Искусствоведов воспитывали так, чтобы в их представлении живая среда ценности не имела. Можно, к примеру, было восхищаться далёким Акрополем и не замечать, что рядом с тобой сносят ампирный особняк или уродуют великолепное здание конца XVIII века.
Мне довелось сберечь архивы забытых людей, высокий подвиг которых кажется многим из нас чем-то недостижимым. Их записки, письма, пометки, невзрачные на вид вещи не должны кануть в Лету. Пусть хоть одной строкой упомянут в архивных хранилищах имя замечательного человека, чтобы дошло оно до будущих поколений. Не так давно ушла из жизни Алла Николаевна Лужецкая – человек необыкновенной трагической судьбы. Вместе с отцом, крупным инженером, она много ездила по Европе, владела несколькими языками, работала специалистом по реставрации в Третьяковке, затем в так называемой комиссии по фиксированию разрушенных фашистами памятников. Так вот, рискуя всем, она прятала у себя репрессированных выдающихся людей. Они не имели права появляться в Москве, жили где-то на 101-м километре. Лужецкая ходила хлопотать по их делам, стояла в той самой очереди, что и Анна Ахматова. Хлопотала за чужих людей, от которых родные под страхом смерти отказались.
Для этой женщины судьба таких несправедливо раздавленных тоталитарной системой людей, как профессор Дейнике, крупнейший специалист по культуре Востока, ассоциировалась с судьбой России. Зарабатывая гроши каторжным трудом, она тратила их во спасение отверженных, добивалась для них права прописки в Московской области, собирала продовольственные посылки. И настолько велик был подвиг этой маленькой худенькой женщины, что даже участковый старался делать вид, будто ничего не замечает. Свой век Лужецкая доживала в пансионате для учёных в Химках, одинокая, заброшенная всеми. И вы знаете, какая у неё была забота в последние дни? Чтобы шаль первой четверти XIX века, которую она так бережно хранила, не затерялась, Алла Николаевна застелила ею кровать Гоголя в мемориальном музее. Таких людей, как Лужецкая, могу назвать десятки. В них сегодня большая потребность, как и во всём, что с ними связано.
Вот почему уже больше 20 лет я пытаюсь отстоять хоть что-нибудь из уходящего прошлого. Каждый отвоёванный у власти особняк или угол старой Москвы расцениваю как победу. Но за последние три-четыре года не удалось вернуть ничего. В моде варварство. Оно колет глаза. Перестраиваются особняки, сохраняются только стены. Те, кто это делает, обнаруживают полное непонимание ценности культуры, истории. Ведь если оставить нетронутым содержимое дома, то у нас будет надежда, что те, кто придёт после нас, узнают о прошлом больше, чем мы. Непростительно одним махом зачёркивать историю для всех последующих поколений, разрушая чудом дошедшие до нас свидетельства минувшего. Нам только кажется, что мы большая страна и у нас всего много. Свою культуру, традиции, корни потерять так легко.
Сколько у нас памятников?
Выступая на заседании в Костроме, глава государства обратил внимание своих чиновников на то, что из 80 тысяч памятников, подлежащих государственной охране, только треть находится в хорошем или удовлетворительном состоянии. И это при том, что сотни российских памятников из тех, что находятся под защитой государства, оказывается, существуют... только на бумаге. На самом деле эти здания давно уже разрушены, но с формального учёта не сняты. Причём истинные масштабы потерь неизвестны. Перепись объектов культурного наследия, провести которую по закону об их охране предусмотрено до 2010 года, фактически не начиналась. Рассуждая о процессах, происходящих в культуре последних 10 лет, Сергей Викторович Королёв, председатель Московского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, делает вывод:
– Политика государства в области охраны культурного наследия демонстрирует неспособность и нежелание его сохранять. Недавние законодательные акты исключают возможность активного общественного участия в этом процессе. Хуже того, ряд существенных контрольных функций, которыми обладала общественность при согласовании тех или иных охранных решений и мероприятий, в частности, при составлении списка объектов культурного наследия, теперь у неё отняты. Мы постоянно сталкиваемся с фактами исключения из охраняемых объектов того или иного количества памятников. Указом Б.Н.Ельцина от 1995 года из состава федеральных памятников исключены 3500 объектов. Огромным напряжением сил общественности удалось добиться моратория. Но в состав исключаемых объектов попали, например, Соловки. Создали комиссию Министерства культуры, отработали списки наследия, подлежащего сохранению, – однако девять лет минуло, а утверждения на правительственном уровне так и не произошло! За это время принят целый ряд решений о переводе памятников федерального значения в местное подчинение с последующей возможной приватизацией, например, Петровский путевой дворец в Москве...
Сколько памятников в России и в каком они состоянии, никто в точности не знает. В стране не опубликован список охраняемых объектов, что по закону уже явилось бы мерой их защиты. Действительно, Уголовный кодекс РФ преследует только за доказанное умышленное уничтожение памятника, но если сведения о нём не опубликованы, любые разрушительные действия нельзя будет квалифицировать как умышленное уничтожение памятника (потому что нигде не написано, что это памятник), и, следовательно, уголовная ответственность не наступит. Мне не известно, чтобы прокуратура, – а мы отправили в прокуратуру более 120 ходатайств о тех или иных нарушениях охраны памятников в Москве, – чтобы прокуратура рассматривала наши сигналы как действия, имеющие под собой состав преступления.
Сегодня таких брошенных объектов по всей России считать не пересчитать. Если их не удаётся быстро и без хлопот передать в чьи-то руки, то они ставятся на выморачивание.
– У нас ежегодно теряется до 100 памятников деревянного зодчества, они сносятся, горят, унич¬тожаются. К слову сказать, поспешное стремление распродать памятники является одной из мер сокращения списочного состава наших объектов, – убеждён Королёв.
Впрочем, справедливости ради надо отметить, что работа по мониторингу памятников уже начата. Конечно, на всё не хватает денег. К тому же специалистов у нас в стране осталось очень мало. Это та работа, которую не может выполнить чиновник, её должен делать опытный архитектор, реставратор или искусствовед. Или все вместе. Кое-какие попытки делаются в московской инспекции, а тем временем в Москве уже продано 1400 памятников. Несмотря на все моратории. Что с ними происходит потом? Их пользователи, застройщики исторически ценных территорий, – территорий, кстати, переданных на реставрацию! – фактически изменяют вид памятника. Это настолько повсеместно, что можно говорить лишь о счастливых исключениях. Порой памятники просто уничтожаются. В Уфе сносят целые кварталы старинных домов, в том числе здания, охраняемые государством. В связи с этим даже последовало обращение в генеральную прокуратуру. Похожая ситуация складывается теперь и в Казани, где в преддверии юбилея города развёрнуто большое строительство. Облик Саратова уже нарушен уродливой новорусской застройкой. На общероссийском фоне более или менее благополучным выглядит лишь Санкт-Петербург.
«Всё на продажу!»
Сегодня это главный лозунг чиновничества. Если говорить о приватизации памятников, то надо смотреть правде в глаза: по сути чиновники уже всё приватизировали. Действительно, для того чтобы исключить тот или иной охраняемый памятник из списка, должны быть веские основания. Закон говорит: поводом для исключения объектов является его физическая утрата при невозможности восстановить в подлинном виде. Но где и когда принятые решения о разборке и последующем воссоздании памятников давали бы свои плоды? Дом Толстых, дом Плещеева... Есть несколько десятков памятников, по которым принято решение о воссоздании, но их никто не воссоздаёт! Некому и незачем. И вместе с тем решение об исключении памятников из списков принимаются и принимаются! И вовсе не исходя из фактов их физической утраты, а просто... по прихоти (не бескорыстной) чиновников. И становится очевидным, что заявки на приватизацию будут касаться только тех объектов, которые находятся в удовлетворительном состоянии.
В самой по себе приватизации, наверное, нет ничего плохого. В странах Запада такое положение с памятниками совсем не редкость, и памятники там никто не разрушает и не портит. Там действует жёсткое законодательство, обязывающее сохранить все части приватизируемого объекта. Это касается как новых собственников, так и прямых потомков. Если в памятнике что-то будет изменено, то того, кто это сделал, ждёт тюрьма на десять лет. Татьяна Ефимовна Каменева, генеральный директор центральных научно-реставрационных мастерских Министерства культуры РФ, свидетельствует:
– Мы с огромным трудом, после нескольких судебных процессов (ведь наш Гражданский кодекс не допускает половинчатого понимания собственности, у нас собственность может быть только полная) сумели забрать у Брынцалова Никольское-Урюпино, которое было ему передано, а он заявил, что его не устраивает живопись, что он переделает двери и вообще не желает сохранять то, что ему не нравится. За три года его владения усадьбой она пришла в окончательный упадок, её облюбовали бомжи, в здании случилось несколько пожаров, погибли росписи...
Печально, но надо признать: у нас отсутствуют собственники, тот класс, который ценит наследие, и потому состояние памятников трагично. Особенно в провинции. Нередко реставрация заменяется новоделом. Удивительно! Наши меценаты ценят подлинные драгоценности и картины, скупают их на аукционах, но почему-то, когда речь идёт о памятниках архитектуры, они считают, что копия ничуть не уступает оригиналу, не понимая, что подлинность – самое главное. Я считаю, что в наших условиях преждевременно говорить о всеобщей приватизации. Это приведёт к колоссальным утратам нашего наследия.
Передавая памятник в чьи-то руки, следует понимать, что его судьба отныне будет зависеть исключительно от желания, вкуса и уровня культуры его владельца, и он вправе не пустить в свои владения ни археологов, ни реставраторов, ни искусствоведов... Судите сами: если в 60-х годах прошлого века наша страна ежегодно дополняла списки охраняемых объектов, то сегодня они стремительно сокращаются. Логично в этой ситуации было бы изменить Гражданский кодекс и передать обветшавшие и полуразрушенные памятники тем, кто в состоянии о них позаботиться именно как об объектах культурного наследия страны, но дело тормозят нестыковки в российских законах. В 2002 году Дума приняла закон «Об объектах культурного наследия», который разрешил долгосрочную аренду, а в исключительных случаях и частное владение памятниками архитектуры. В апреле 2004 года с инициативой разработать законопроект о приватизации исторических объектов выступила губернатор Санкт-Петербурга Валентина Матвиенко. Однако загвоздка в том, что до сих пор не принят другой закон – разделяющий эти памятники на федеральные, региональные и муниципальные, а от этого зависит цена вопроса, то есть в какие бюджеты пойдут деньги от возможной приватизации. С 1 января 2005 года ситуация с памятниками стала ещё более запутанной. По закону о разделении полномочий взаимное финансирование памятников культуры вообще прекратилось, то есть Федерация не может финансировать региональные памятники, а регион – федеральные. Но как будто бы и из этой ситуации есть выход: отчего бы не предоставить льготы всевозможным частным инвесторам? Увы! Оказывается, Минэкономразвития и Минфин против этого. И кстати, не только они. Вот что говорит в связи с этим известный реставратор Савелий Васильевич Ямщиков:
– Мы говорим об опасности приватизации памятников олигархами. Да это чепуха по сравнению с той приватизацией, которая идёт якобы на деньги олигархов, а на самом деле осуществляется государственными органами! Вот мы уже два месяца занимаемся тем, что произошло в Пскове. Там археологи только что откопали уникальный памятник XVI века, церковь Евфимия, подворья Святогорского монастыря, и буквально через месяц в стены этой уникальной находки, ещё не полностью законсервированной, была проведена труба отопления диаметром в один метр! В Троицком соборе (в центре Псковского Кремля!) включили отопление – суперсовременные устройства, на которые были отпущены деньги по распоряжению В.Матвиенко... Что получилось? Влажность стала такой низкой, что с икон посыпались куски грунта с живописью. Государственные люди, отвечающие за это дело, реставраторы, «Псковреконструкция», не нашли ничего умнее, как сказать, что на самом деле всё в полном порядке, что всё это ложь. Варвары!
Государственные чиновники делают всё, чтобы варварская приватизация имела место быть. Рядом с разрушающейся церковью Богоявления в Запсковье, которая числится среди мировых памятников наряду с Парфеноном и Колизеем, в 25 метрах от неё построена аккуратненькая, чистенькая, элегантненькая гостиница. Начальник «Псковреконструкции» сказал: «Что ж вы хотите, чтобы вокруг бардак был? Вот мы гостиницу построили, а там, глядишь, и церковь отреставрируем». Это говорят люди, которые уже успели залить бетоном археологические слои рядом с Кремлём, чтобы устроить там гостиницы! И это при том, что во Пскове стоят две брошенные гостиницы – долгострой советского периода. Вложены миллионы, и всё брошено, а на новых стройках идёт отмывание денег. Они всю запсковскую сторону застраивают элитными домами. Это и есть приватизация. И помогают это делать именно те, кто должен отвечать за сохранность культурных объектов, – реставрационные мастерские «Псковреконструкция».
Идёт борьба. Не с олигархами. Они деньги дают, а госчиновники за эти деньги работают! Они ни одного проекта, ни у нас, ни в министерстве не согласовали. В советское время было сделано немало ошибок (постройка в Москве гостиниц «Интурист», «Россия»), но такого сокрушительного уничтожения памятников, как сейчас, не было. Валентина Ивановна Матвиенко однажды патетически сказала: «Выбирайте: или памятник будет разрушаться, или мы его отдадим Абрамовичу». Я ответил: «Пусть уж лучше разрушается, а Абрамович этот процесс только ускорит». Надо не так ставить вопрос, надо отобрать деньги, которые они украли у государства, и на эти деньги памятник восстанавливать. Вот Ходорковский. Сколько воплей!.. А кто он такой? Бывший комсомольский работник. На каком основании он взял бесплатно элегантнейший особняк, в котором располагался МГК комсомола? Он его украл. У народа. И если бы я был судьёй, я бы только на одном этом основании не стал с ним церемониться. Я не апологет коммунистической партии, наоборот, всегда был гоним и преследуем, но трудно молчать, когда видишь, что ныне приватизировать памятники государственным деятелям и олигархам очень помогают наши коллеги. Те, от кого зависит судьба музеев и городов. Разве во Пскове возможно было, чтобы Всеволод Смирнов, Борис Скобельцын, Семёнов, чтобы они устроили такое дело? А сейчас вдова Смирнова – многие знают, что он значил для Пскова, – письмо Путину привезла. Её мужу, человеку, который восстановил город, уникальному художнику, архитектору, возродившему кузнечное дело, выделили под его музейчик помещение в городе, уже начали деньжонки собирать, как вдруг местные власти передали это помещение магазину. А ведь такой шаг, естественно, кто-то согласовал с Министерством культуры!
Скажу так: я очень серьёзно и уже давно занимаюсь меценатством в России. Я сам старообрядец, и многие меценаты в России были старообрядцами: Морозов, Мамонтовы, Рябушинские, Бахрушины. Единственный православный – Павел Михайлович Третьяков. Но люди эти были подготовлены, они продолжали дело своих бабушек и дедушек, которые зарабатывали деньги, и когда речь шла о культуре, эти люди уже знали что к чему. Они первые начали покупать французское искусство. Они первые стали сюда возить Пикассо, Гогена, Матисса. А нынешние олигархи, они, извините меня, кроме «Челси» (да и в «Челси»-то не очень хорошо разбираются), ничего не знают.
Всеми ресторанами у нас владеют дети наших выдающихся кинематографистов. Это табаковские, михалковские, бондарчуковские рестораны. В прошлом году в наши мастерские подкатился один такой сынок с представителями бюро технической инвентаризации и хотел под ресторан наш флигель взять, а он, между прочим, примыкает к детской художественной школе и музыкальному училищу. Но не на тех нарвались. Я папаше сказал: «Какая интересная метаморфоза, раньше те самые Рябушинские, Морозовы, Мамонтовы, простые мужики, приходили из Ярославля, из Костромы, торговали, становились половыми, официантами, метрдотелями, а их дети потом учились в Париже и стали цветом русской нации. А у вас всё наоборот – цвет русской нации, лауреаты фестивалей, кое-кто даже дворяне, а дети ваши рестораны содержат – это же позор».
Вот поэтому, учтите, если мы будем отдавать им памятники, ничего, кроме «Ванили», не будет. Представляю себе, что сказал бы Сергей Фёдорович Бондарчук, так трепетно относившийся к истории нашей страны, так болевший за нашу культуру, если бы всё это увидел. А я ведь, заметьте, говорю об образованной части олигархов. Надо добиваться от государства выделения средств на сохранение памятников истории и культуры и применения жёстких законов к тем, кто их уничтожает. Утрата своей культуры также страшна, как проблема заселения Крыма татарами, а Краснодара турками.
Нас, москвичей, разве кто-нибудь спросил: стоит ли разрушать Военторг? А ведь это был не просто памятник культуры, это памятник боевой славы, здание, построенное на деньги русских офицеров. Его не надо было ломать. Но этим начальникам, которые ломают, помогают те, кто обязан по роду своих занятий насмерть стоять против такого варварства.
Мы двенадцать лет назад с покойным Фёдором Дмитриевичем Поленовым получили у немцев документ на государственном уровне. Просидели два месяца в Бремене, приезжали туда не раз, но добились того, что за Бременскую коллекцию немцы обязались восстановить 15 (!) новгородских церквей, вложить деньги в Новгородский музей, отдать нам десять лучших рисунков для экспонирования в наших музеях! Этот документ у меня есть. Но вот Поленов умер, а Министерство культуры, во главе с шоуменом М.Швыдким договорились отдать немцам эту коллекцию бесплатно. И только энергия Губенко и наша посильная поддержка помешали этому преступлению. А сейчас минкультовские чиновники хвалятся, что Волотово им немцы восстановили. Так оно, это Волотово, входило в тот список! Но и Волотово нам восстановили за 114 витражей XIV века, которые немцам отдал Эрмитаж. За эти витражи можно было восстановить памятники архитектуры в половине всей России!..
Правовой нигилизм
Другой вопрос: как оценить памятник? По рыночной стоимости? А по каким критериям измерить его историческую и культурную значимость? Критерии размыты, а это значит, что приватизация скорее всего коснётся лишь памятников регионального значения. Впрочем, если за Кремль, Эрмитаж и Большой театр нам, наверное, беспокоиться не стоит – вряд ли они пойдут с молотка, – то иные памятники можно будет тихо перевести из одной категории в другую (в сторону понижения). Увы, существующие законы таковы, что больших затруднений у желающих это осуществить не возникнет.
Некоторый робкий оптимизм внушает победа, которую одержал в борьбе с банком «Русское золото» Государственный Бородинский военный исторический музей-заповедник. В прошлом году музею исполнилось 165 лет, это крупнейший в мире музей на полях сражений, и естественно, что главная проблема для него – земля, 120 квадратных километров. И, слава Богу, ни один краснокирпичный особняк пока не обезобразил традиционный вид поля, а ведь это могло случиться. Пять лет у музея длился процесс с «Русским золотом», претендовавшим на громадный участок Бородинского поля, и благодаря невероятным усилиям музейных работников окончился полным поражением банка.
Беда в том, что нарушителями традиций сегодня являются не только коммерческие структуры, но и само государство! В России есть три поля великих сражений: Куликовское, Бородинское и Прохоровское. И вот с 2003 года Министерство культуры РФ ставит вопрос об упразднении этих святых для русских людей заповедных мест! Заповедники федерального значения министерство решило присоединить к Историческому музею. Но и тут музейные работники восстали стеной против произвола московских чиновников, углядев скрытую приватизацию святых для русских людей земель со стороны государства. Что же это получается: плачь, русская земля, нынче я, чиновник, – первейший твой враг?!
Когда-то великий пролетарский писатель Максим Горький, рассуждая о героизме, писал, что в мирной жизни совершить подвиг гораздо сложнее, чем на войне. Сегодня мы должны признать, что остаться добросовестным неподкупным чиновником в нашем Отечестве – уже подвиг. Фронтов, где интеллигенции приходится держать оборону, сегодня так много, что, увы, неминуемы временные поражения... И вот уже «порваны» экскаваторами знаменитые Левитановские пейзажи в Поленове. Обезображены новостройками ландшафты Абрамцева, вдохновлявшие русских художников и писателей на создание шедевров, занявших достойное место в мировой культуре. Сердце сжимается от боли при мысли о том, сколь многие усадьбы – центры русского быта, живые музеи, были дотла сожжены в огне двух русских революций и Великой Отечественной войны, а оставшиеся стали жертвой халатного, преступного отношения к ним местных и всех других властей. Ведь уничтожению подверглись очаги нашей национальной культуры!
Известный артист Василий Ливанов как-то высказал мысль, что нынешний министр культуры Александр Сергеевич Соколов должен бы входить в состав Совета по безопасности при президенте наряду с министрами иностранных дел и обороны, потому что культурное наследие по сути является гарантом безопасности страны. К сожалению, этого не понимали или не хотели понимать предыдущие наши руководители, которые довели русскую культуру до состояния чуть ли не тотального уничтожения. К слову сказать, именно Министерство культуры в своё время благословило акционирование и приватизацию научных реставрационных мастерских, в результате чего профессиональные реставраторы занимаются ныне евроремонтами. Именно минкульт первым поддержал минфин по поводу оптимизации расходов, т.е. попросту помог срезать средства, выделяемые на культуру.
Сегодня, когда власть практически устранила общественность от реального участия в охране памятников истории и культуры, она, общественность, должна бить в набат, призывать всех порядочных людей, кому дорога история Отечества, сплотиться перед угрозой исчезновения с лица земли памятников великой русской культуры. Ведь оказалось, что мало писать и принимать законы, надо ещё хотеть их исполнять. Нужны большие организационные усилия, чтобы эти законы работали. Чиновникам заниматься этим, как видим, трудно и некогда. И поэтому год назад, независимо от них, совместно с Центральным советом Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК), был создан «Национальный Центр Опеки Наследия», который призывает общество стать истинно гражданским. ВООПИиКу принадлежит сегодня заслуга по возрождению молодёжного движения помощников реставраторов среди студентов, профессионально, на современном уровне готовящих себя к работе с памятниками отечественной культуры. И надо сказать, что молодые люди готовы на подвиги во имя Культуры, хотя работа в полевых условиях сопряжена с немалыми трудностями и не сулит комфорта. Однако есть опасение, что в стране, где процветает махровый правовой нигилизм, даже такое благородное дело, как помощь студентов реставраторам, встретит немало препон со стороны нынешних владельцев памятников архитектуры и просто богатых людей, облюбовавших себе для застройки охранные территории. Ведь даже чиновник такого уровня, как Александр Викторович Работкевич, – начальник отдела (инспекции) охраны объектов культурного наследия Федеральной службы РФ по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций и охране культурного наследия! – вынужден признать: «...Несмотря на серьёзную правовую базу, обеспечивающую охрану, сохранение и использование объектов культурного наследия, есть необходимость в её дополнениях и изменениях». Очевидно, что в этой ситуации разговоры о приватизации памятников, – когда у нас нет ни государственного реестра, ни положения о государственной экспертизе, а значит, невозможно юридически обосновать предмет охраны, – звучат двусмысленно. Раз нет основополагающих документов, кто тогда будет устанавливать предмет охраны? И самое главное, нет государственного органа охраны (наиболее сильные и авторитетные – в Краснодаре, в Нижнем Новгороде, в Мордовии – были обезглавлены).
Учитывая стечение всех негативных обстоятельств, когда власть не способна урегулировать все проблемы приватизации, нельзя не увидеть реальную опасность в том, что вопрос о ней почему-то настойчиво всплывает на поверхность. Говорить о запрете приватизации поздно – она прошла по всем законам. Из приватизации у нас исключены всего четыре вида памятников: заповедники историко-культурные (не музеи-заповедники – такой категории в законе почему-то вообще нет), памятники археологии, объекты всемирного наследия и особо ценные объекты. Эти памятники культуры исключены из приватизации, и земли, на которых они находятся, из оборота. Кроме того, в законе об охране памятников есть положение, которое говорит о том, что правительство может установить перечень памятников федерального значения, не подлежащих приватизации. Но оно такие списки составлять не торопится.
При этом максимально сбрасываются с федерального уровня учебные и музейные объекты. А субъекты Федерации, понятно, не в состоянии нести тяжёлую ношу их финансирования. Есть закон о полномочиях субъектов Федерации и об органах самоуправления, где определены полномочия тех и других, в том числе и в деле охраны памятников, сохранения музеев, библиотек и т. д. Однако обращает на себя внимание последний пассаж в этом документе, где сказано: «Всё, что не является необходимым для осуществления полномочий, подлежит исключению из собственности». Понимайте так: всё будет брошено на приватизацию. Поэтому против приватизации нам не устоять, единственное пока для неё препятствие – отсутствие закона о разграничении собственности. Вот такие у нас национальные парадоксы: хорошо то, что плохо, да и то до поры, до времени... Но как только будет определена собственность (федеральная, региональная, местная) – тут же придёт конец мораторию на приватизацию. Будут объявлены планы, конкурсы, торги, и, по всей вероятности, очередная полоса утрат культурного наследия государства неизбежна.
Неужели всё напрасно?
Минуло 70 лет с того времени, когда наш великий соотечественник Николай Константинович Рерих впервые в истории человеческой цивилизации призвал человечество сохранять материальную и духовную культуру, зримые и осязаемые памятники старины, словом, всё то, в чём запечатлена память народов, их взгляды и мировоззрения, и что в конечном счёте делает нас людьми, способными к эволюции, а значит, ответственными перед будущими поколениями.
Семь десятилетий, пролетевшие с тех пор, отнюдь не вечность – всего лишь неполный человеческий век, но... С горечью приходится признать, что и в мире, и в любезном нашем Отечестве не стало намного благополучнее с пониманием высокого смысла Культуры как гаранта сохранения жизни на Земле.
Не был ли утопичен Пакт Рериха в основе своей? Если рассуждать так, нам придётся признать и собственное бессилие против сил зла. Но не лучше ли последовать призыву Мориса Метерлинка: «Соберём вокруг этого благородного движения все наши моральные силы». И это вовсе не бесполезно. Когда был разрушен Храм Христа Спасителя, Николай Константинович Рерих возмутился: «Власть имущие! Скажите ещё и ещё громче о том, что разрушение культурных сокровищ недопустимо и навсегда оставит на позорном месте разрушителя». Разве не так? Разве не восстановлен Храм сегодня? Разве не признано позорным дело его разрушения? Разве не раскаяние в содеянном заставляет писать: «Разрушено человеческим неведением – восстановлено человеческою надеждою»? Нет, нельзя складывать крылышки и истощать сомнениями свои моральные силы. Будем верить, что «темнота допущена лишь на время сна», а время сна заканчивается. Что оживление общественной жизни после пятнадцати лет метаний и сомнений принесёт свои плоды. И что усилия всех светлых людей на поприще сохранения и возрождения отечественной культуры в стране и мире были и будут не напрасны.
И, рассуждая и действуя так и только так, мы проявим себя настоящими людьми, не временщиками и пустыми прожигателями жизни, но истинными преемниками заветов наших великих соотечественников, неутомимо служивших Красоте и Культуре и завещавших нам идти этим единственно верным путём.
1. Рерих Н.К. Культура и цивилизация. М., 1994. С.43. |
